Черный Кадиллак, используемый Веноро только в случаях, когда ехать надо быстро и прям сейчас, скрипя шинами, влетел на территорию подземной парковки. Приученный к таким ситуациям охранник загодя поднял шлагбаум и только цыкнул языком вслед.
Дамон заглушил двигатель, дернул ручник и быстрой рысью побежал из машины. Он в очередной раз опередил свою Ди и успел приехать к её новому ухажеру на десяток минут раньше. Этого хватило, чтобы заставить молодого человека написать записку, а затем сломать ему пару ребер в ближайшей подворотне.
Достаточно проворно, несмотря на большое количество замков, заскочив в дом, итальянец, быстро упрятав обувь и пальто вглубь шкафа, прихватил книжку и степенно отправился к себе в кабинет. Там его ждала уютная и привычная обстановка – много монументальной, сделанной на многие век мебели, огромный дубовый стол и под стать ему кресло, обитое красно-коричневой кожей.
Дамон устроился поудобнее, бросил взгляд на большие, выше его, часы с огромным золотым маятником и начал ждать. Книжка, которую он прихватил, была абсолютно неинтересна. Пустой треп на тему вампиров, мистификации, профанация и прочее, не слишком соответствующее реальности.
«Вроде как взял у того китайца, в музыкальном магазинчике неподалеку,- Веноро пролистнул две страницы и машинально поправил сползающие очки,- говорил, что здесь остросюжетный боевик, а по факту опять заговор еврейских вампиров с целью поедания христианских детей. Вот в наше время была литература.»
Мечтательно цыкнув языком, итальянец прислушался, он знал, что через двадцать секунд щелкнет замок, потом другой, а потом в дом ворвется его драгоценная фурия. Собственно по Хоуп можно было сверять часы, она ворвалась подобно урагану, пронеслась по пентхаусу и влетела в кабинет.
«Сейчас будет выступать,»- Дамон, ехидно прищурив глаза, смотрел на разъяренную женщину, которая каждый раз говорила одно и тоже.
-Ты спрашиваешь, что я умею делать, если не захватывать мир- итальянец засмеялся и, встав из кресла, подошел к шкафу, оттуда он извлек два высоких фужера, а из мини холодильника рядом с часами достал изукрашенную бутылку с витэ, вытащив с помощью штопора деревянную пробку, Ласомбра разлил своеобразное вино по стаканам,- ну, например я умел когда-то немного лечить. Обучался у одного аббата во Франции. Умею немного петь, у меня на родине был церковный хор, иногда ночью устраивались репетиции, я в них принимал участие. А вот когда я посещал Англию, мне очень понравились тамошние балы. Танцы, они наполняют движением даже мертвые сердца. Я помню, как мы кружились с одной дамой, она так мило улыбалась. А потом попыталась всадить мне кол в сердце, но немного не получилось.
Дамон задумчиво почесал подбородок, снял очки, положил их в футляр с золотым тиснением, и машинально глянул в зеркало в половину стены. Оно уныло отражало комнату, в которой сидела только Хоуп.
-А еще я умею водить машину и играть на пианино,- Веноро замолчал и внимательно посмотрел на свою собеседницу, изучал её, будто видел в первый раз,- вот только со смертными я встречаться не умею.
Итальянец, перехватив по аристократичному фужер, опрокинул его одним залпом в себя.

Дамон слегка улыбнулся, ловя очки в полете, хотя, судя по заявлению Ди, это было ближе к саркастичной ухмылки. Но что он мог поделать? Не он виноват в том, кем он стал. Или все же он? Вряд ли Ласомбра задавался такими вопросами, было всегда слишком много дел и слишком мало времени. Хотя, на самом деле, времени у него был много, просто думать о том, что ты все время пытаешься быть злым гением не хотелось.
Позолоченные очки, с выгравированной на дужках змеей, поблескивали не ярко в свете множества ламп.
«И впрямь, зачем мне очки, если я прекрасно вижу,- Дамон покрутил их во все стороны и потер переносицу,-  привычка, может желание очеловечиться немного, либо просто элемент декора, как в богатом доме не слишком эстетически ценные картины в золотых рамах. Золото, ценности, попытки заполнить внутреннюю пустоту и скрыть за богатством отделки истинные намерения.»
-Балы тогда были именно такие, как их изображают на картинах – белые парики, напудренные лица, дамы со вшами и собачками, которые ловят этих вшей,- Веноро тихо рассмеялся,- после каждого такого приема мне приходилось всю ночь сидеть в ванне с кипятком, надеясь, что вся эта живность вымрет на мне. В то время, я прибыл с востока, был в турецких странах по торговым делам. Эти люди всегда разбирались в Джихаде и красоте, нам было о чем с ними поговорить.
Ласомбра встал из кресла, небрежно бросив очки на стол, и подошел к большому шкафу.
-Так вот, приехав в Англию, я первым делом получил приглашение посетить бал, проводившийся в честь какого-то местечкового события,- Дамон с головой погрузился в шкаф, надавил на пару скрытых пазов и открыл проход в еще одну комнату,- Ди, пойдем за мной.
Внутри было светло, просторно, а главное, что вокруг лежали опять же таки предметы искусства, только вот в этот раз в них чувствовались века, историческая ценность. Было с первого взгляда понятно, что все это когда-то принадлежало Веноро.
Ласомбра надел расшитый, длинный турецкий халат, смотревшийся на нем до неприличия смешно, и быстрыми шагами прошел в конец комнаты, где стоял патефон середины 20 века.
-Издевательством было с моей стороны придти на этот бал разодетым не по моде тех времен, а вот в этом вот халате,- Дамон поставил пластинку и начал крутить ручку, заиграла классическая музыка, изредка сменявшаяся хрипами и потрескиваниями из-за старости пластинки,- как краснели эти джентльмены, силясь меня уесть, вот только опыту в словесных баталиях у них было меньше.
Веноро посмотрел в сторону вошедшей Ди:
-Никогда мне никого не приходилось приглашать на танец, но, пожалуй, потанцуем, Хоуп?

Отредактировано Damone Venoro (2013-03-08 13:01:02)

Танец под Шопена, яркие мелькания золота и роскоши вокруг, вспышки света и ощущение легкого зуда в мозгу, такого неприятного, будто кто-то всадил иголочку в затылок и медленно её вращает. Дамону все было понятно, по крайней мере внутреннее чутье, интуиция, подсказывало, что не просто так вперилась Ди в него взглядом, не зря он наставлял её на путь истинный, стараясь чтобы она освоила Дисциплину как можно глубже.
Померкли воспоминания об Аламуте, исчезло внутреннее желание рассказать о жизни среди ассасинов, о путешествиях по бескрайней пустыне, когда каждый сородич спасался от палящего солнца как умел. Отступила на задний план далекая темная Англия, о которой так много хотелось бы рассказать и не менее далекая заснеженная Россия, которую ему не удалось посетить из-за происков тамошней ведьмы.
Осталась только суровая реальность, внезапно похолодевшая комната, которая мигом из танцевального зала превратилась в тесную усыпальницу старых мыслей. Со всех сторон внезапно повеяло гнилью – от ваз, от картин и мехов, от сабли и доспехов – все дышало разложением и смертью. Ласомбра, едва ощутивший как его отпускают все эти мировые заботы, вся эта еженощная суета, вновь оказался зажат необходимость выбора и действия как тисками.
Попытка Ди уйти, скрыться, не осталась незамеченной, хватило легкого напряжения мышц, чтобы удержать её – к сожалению или к счастью разница в весе и физической подготовке не давала ей ни одного шанса на побег. Сейчас перед Ласомбра стоял достаточно тяжелый выбор, выбор между внутренним  миром и гарантом своего дела.
Диаблери было страшным преступлением в мире вампиров Камарилья, любой, кто покусился на кровь и душу своего сородича, мог стать жертвой кровавой охоты. Те же прорицатели, что поумнее, использовали знание для шантажа каинитов.
-Хоуп, я тебя просил, никогда не лезть своими способностями в мой мир,- голос Дамона был наполнен внутренней тьмой, и каждое слово весом было подобно удару кузнечного молота,- это было гарантом твоей безопасности, твоим правом продолжать видеть луну и звезды над своей головой, вдыхать ночной воздух и наслаждать отведенной вечностью. Но ты решила пойти своим путем, решила узнать то, что я таю в своей душе, что было моим секретом в течение нескольких столетий. Ты узнала? Ты довольна?
Веноро не нужен был ответ, он видел испуг в широко открытых глазах, видел, что Ди даже не пытается вывернуться и сбежать. Видимо, осознала, что пришел конец её жизненному пути и, наверное, уже примерила на себя один из висящих на стене мечей. Но Дамон не получал удовольствие от созерцания этого страха, не в этот раз.
Ласомбра не раз пытал и убивал людей, как для информации, так и для удовлетворения внутреннего зверя. Больше всего его забавляли трепыхания жертвы, страх и попытки зацепиться за ускользающую жизнь. Мольба в глазах, попытки убедить или даже молчаливый ужас, который буквально пропитывает воздух.
Но в этот раз не было такого ощущения. Не было злорадства и внутреннего инстинктивного рывка зверя, требовавшего чужой крови. Скорее наоборот, тварь забилась в дальний угол и тихо поскуливала, боясь лишний раз дернуться. Видимо, понимал зверь, что сейчас следует предоставить все сознанию сородича, не лезть в его суждения.
-Сорок лет назад я бы убил тебя, не задумываясь, возможно бы пытал несколько дней, прежде чем даровать окончательную смерть. Никто бы не стал вспоминать о твоей пропаже, не в этом сообществе. Возможно, посудачили бы Гарпии, да перестали бы. Лет тридцать назад я поступил бы милосерднее, просто убив тебя на месте, не став продлевать твои мучения. Сейчас…
Веноро задумался, а что сейчас? Возможно, что настали его последние дни под луной, но он и не рассчитывал жить вечно. Правда, будет обидно помирать от охотников, неприятно, что твою кровь выпьют, но не до конца. Бессмысленный расход ресурсов, уж лучше как встарь, как раньше Ассамиты – убил и выпил до дна, стал сильнее и мощнее.
-Сейчас тебе нечего бояться, Ди,- Ласомбра отпустил её и отошел на пару шагов назад,- не знаю, как тебе объяснить. И стоит ли вообще объяснять,- сняв халат, вампир положил его туда, откуда взял, а затем щелкнул небольшим переключателем, и большая часть света погасла, погружая зал в полутьму,- С некоторых пор, возможно лет 20 уже как, я испытываю к тебе определенные чувства. Не знаю, любовь это или нет, не уверен, что вампирские чувства могут быть настолько глубокими без уз крови.

Теперь Ласомбра мог и задавался одним только вопросом: добился, чего хотел? Серьезно, разве так было задумано, даже правильнее сказать – разве так он хотел чтобы все закончилось. Нет, скорее наоборот. Сам разрушил то, к чему стремился – какая классика, какой штампованный подход, который он не раз критиковал в различном бульварном чтиве. Герои всегда занимались разрушением того, к чему стремились, а он поражался – разве такое бывает в реальности?
Оказалось, что бывает. Оказалось, что бывает гораздо хуже. Иногда все рушится тогда, когда ты думаешь, что все, идеал почти достигнут. Вот и в этот раз, хватило небольшого кирпичика, лежащего в основании, чтобы разрушить всю крепость, отстроенную с таким удовольствием, с такими чувствами.
-Ты мне не веришь, Ди,- Веноро повернулся к ней, лицо его было тихим и спокойным, ему не было жалко вазы, скорее было какое-то всколыхнувшееся чувство саможалости, опасного чувства, затягивающего внутрь болота депрессии, за которой следует жутковатый и  бессмысленный торпор,- логично, я бы сам себе не верил. Да, я далеко не всегда был с тобой честен, когда во благо тебе, когда в угоду себе. Иногда мне казалось, что чем меньше ты знаешь – тем спокойней я сплю. Так было в начале нашего совместного пути. Меня всегда забавляло, что ты считаешь, что я с тобой ради денег, а я тебе подыгрывал – вращая при этом миллионами и миллиардами где-то в дальних, теневых сферах бизнеса. Потом я начал опекать тебя от лишней информации, боясь, что мои враги могут попытаться сделать тебе плохо. Приходилось оберегать так, как я умел – хитро, тихо, из теней.
Ласомбра посмотрел на вазу из китайского фарфора, которую он привез из одного путешествия, незадолго до китайско-японской войны, там он познакомился с одним мастером боевых искусств. Один из немногих смертных с кем он поддерживал контакт долгое время, искренне интересуясь его философией и внутренним миром. Не сказать, что вампиру было жаль конкретно вазы.
Со звоном рушился весь его окружающий мир. Казалось, что внутри погас тот всепоглощающий огонь, который его все время двигал вперед. Почему-то сильно хотелось спать, как Гангрел, как Цхимисхи – слиться с землей и исчезнуть на тысячелетия, проспав геенну огненную и гибель человечества  и сородичей.
-Да, я был глуп, что держал тебя в неведение, я признаю это. Да, я поступал с тобой не всегда так, как ты этого заслуживала. Я многое делал не совсем верно, но уже очень много лет для меня главное – твой комфорт и безопасность. Единственное, что я до сих пор не смог заставить себя сделать – это прекратить распугивать твоих ухажеров. Думаешь, что они пишут записки по собственной воле? Далеко нет, очень внушительным аргументом для них являются мои кулаки и немного Доминирования. Я всегда знал, куда ты поедешь и оказывался там вперед тебя. Просто твой водитель был со мной заодно, я не мог допустить провала.
Ласомбра замолчал, ощущая, как тишина сдавливает его виски, как хрустит его череп, сжимаемый невидимым обручем. Что делать дальше? Как доказать? А если не получится? Что делать… Как быть…
-Я понимаю твои чувства,- Ласомбра неслышно ступал в тени, приближаясь к Ди,- я понимаю каково это – быть обманутым, я испытывал это чувство не раз и мне знакомо каково это – терять близких людей,- Веноро на последнем шагу упал на колени перед  девушкой и прижал её к себе, головой Дамон прижался к прикрытому одеждой животу Хоуп,- я сделаю то, чего не делал уже сотни лет, я прошу у тебя прощения. Останься со мной.

Ласомбра наслаждался ощущением от руки Ди на его голове, что-то в этом было, что-то, что затрагивало еще не успевшие прогнить окончательно струнки души вампира. Отвечать на поставленные перед ним вопросы не хотелось, но вампир понимал, что надо. Деваться ему особо было некуда.
-Помнишь, что я рассказывал про Аламут. Между ним и пожаром есть определенная связь. В Аламуте живут известные тебе Ассамиты – это ассасины, древний орден убийц, работающих за вознаграждение. Сейчас они переживают не самые лучшие времена, но в те годы они были сильны и хорошо подготовлены. Я часто пользовался их услугами, когда мне было необходимо устранить конкурента или запугать неугодного. В таких случаях было проще всего обратиться к убийцам. Твой мастер сгорел, это правда, просто у него не было шансов выбраться из пожара – это было основным условием нашего договора, они должны были обставить все, как несчастный случай. Ассасин справился со своей задачей, Мастерс умер, практически без боли.
Замолчав, Ласомбра начал обдумывать ответ на следующий вопрос. Несмотря на кажущуюся простоту, на него было тяжело ответить однозначно.
-Зачем? Зачем ты мне понадобилась? Сначала мне хотелось, чтобы был кто-то, кому я мог бы передать свою империю, хотя бы финансовую, не политическую. А еще мне наскучила изоляция и одиночество. На меня давили эти стены, эти богатства, бессмысленные и бесполезные, лишенные сути и внутреннего духа. Потом ты стала мне верным компаньоном, интересным собеседником и новым взглядом на жизнь. Мы, Ласомбра, слишком консервативны в своих взглядах и слишком холодны в суждениях, особенно когда собираемся группами больше двух. Ты же дала мне возможность увидеть мир под другим углом. Не скажу, что это повлияло на мою политику, слишком много сил и лет вложено в это махинацию, но, по крайней мере, теперь я вижу иные стороны того, что я делаю. Говоря по сути, прагматический интерес сменился каким-то новым ощущением наполненности жизни, возникавшем благодаря тебе.

Не сказать, чтобы удары были внезапны. Скорее внезапно было возвращение зверя, который начал лаять внутри, пытаясь вырваться на свободу. Ласомбра пришлось потратить много энергии и сил на то, чтобы удержать существо на привязи, сохранив свой рассудок в порядке.
Кровавые слезы – признак волнения или слабости, или страха, не важно. Ассамиты любят использовать такой трюк в своих целях, они отточили ремесло управления витэ до максимума. Но Ассамитов тут нет, а, значит, гнев натурален, не подделен.
Что в таком случае сделает обычный сородич – отпустит, разумеется, поведет себя как трусливая забитая шавка, не способная на активные и адекватные действия. Что в таком случае сделает Ласомбра? Он сыграет по правилам – ему запретили двигаться, искать, преследовать. Но ведь он – это только физическая оболочка, к которой не относятся окружающие тени.
Вокруг вампира внезапно зашевелилась тьма, обретая материальную форму, превращаясь в длинные, постоянно меняющиеся в размере кнуты. Не было ни звука, ни одного шевеления в комнате, когда темные лозы, сорвавшись с места, подобно дикому зверю кинулись в погоню, переползая со стены на стену, обвивая тумбы, кресла, растекаясь потоками темной, вязкой жижи по полу.
Шансы уйти от таких цепких лап есть, когда речь идет о Ласомбре-новичке, опытный властитель тени умеет игнорировать свет, создавая живые тени там, где он пожелает. Дверь уже была «заперта», сородич видел это через своих «друзей», они обвили механизмы, заклинив их, сделав бесполезными.
Пока тьма делала свою работу, сородич меланхолично выбирал осколки вазы из головы. Неудобства не было, как-никак мяса на черепе гораздо меньше, чем, например, в брюшной полости. А регенеративная функция еще позволяет заживлять такие ранения. Больше жалко было фарфор, все же Японское произведение искусство, практически первый экспортный товар.
Как сейчас сородич помнил того самурая, который хотел противостоять «демону из-за океана». Уже неизвестно, чем не угодил каинит сему благородному мужу, но случилось так, как случилось. Сначала он сломал ему руки, затем ребра, а после выпил досуха. Трофеем осталась эта ваза, хранившаяся скорее из жалости – воспоминания и все такое. Правда, в Японию сородичу больше не хотелось.
Ди было некуда деваться, разве, что в окно, но она туда не успеет. Щупальца быстро, но в тоже время аккуратно обвили тело девушки, связав её по рукам и ногам, а затем медленно потащили обратно в «тайную» комнату. Уже через несколько минут вампиры вновь стояли друг напротив друга.
Щупальца ослабили хватку и растворились во тьме, хотя была видна неоднородность неосвещенного пространства по углам, тьма была готова броситься на подмогу Ласомбре в любой момент. Веноро обнял одной рукой Ди, прижал к себе и поцеловал, несмотря на протесты, в губы:
-Я тебя никуда не отпущу и явно не по причине того, что ты знаешь мой маленький секрет.

Прокушенная губа – это не просто укус, это оскорбление. Причем это достаточно серьезное заявление со стороны нижестоящего сородича, особенно в случае Ласомбра. А еще это хороший катализатор для Зверя. Порог человечности – это то, что отличает вампиров от их бывших собратьев. В определенный момент наступает предел и сородич, отдавшись во власть кровавого безумия, начинает творить страшные вещи.
Дамон был Ласомбра, а все они отличались повышенной холодностью и умением контролировать свою натуру достаточно долго. Но теперь равновесие пошатнулось и сознание, все еще сохраняя контроль над телом, вскипело. Рой мыслей заполонил голову, а чистая тьма разлилась по венам. Кровь, капавшая с губы, сменилась вязкой угольно-черной жижей, бурлившей и кипевшей на коже.
-Что ты знаешь об этом мире Тореадор,- тени вокруг Ласомбра начали плясать, изменяясь, превращаясь в страшные, изувеченные фигуры, пока не заполнили всю комнату,-  ты считаешь себя самой умной? Самой человечной из всех нас? Давно ли ты научилась видеть существ? А? Не отвечай! Слушай.
Неизвестно откуда в руках Веноро оказался палаш, висевшей до этого на стене. Пальцы холодно сжимали рукоять, но не было не единого движения, выдающего, что вампир собирается атаковать. Скорее это была случайная реакция, тень притянула оружие, повинуясь отголоскам команд Зверя.
Теперь на Дамоне не было пиджака, все его тело было заковано в непроницаемую черную латную броню, покрытую хитрыми узорами. Грудь украшала страшная морда то ли козла, то ли волка с рогами. От нереальной стали веяло могильным холодом, который пронизывал насквозь.
Тени давно прекратили свой танец и весь пентхаус погрузился во тьму. Свет продолжал гореть, но его лучи не пробивались сквозь магическую завесу на потолке. Покрытый мехом пол теперь представлял из себя черное бескрайнее море, бурлившее и кипевшее. Изредка, то тут, то там появлялись подобия рук, хватавших воздух и исчезавших вновь.
-Твой драгоценный Мастерс был моральным уродом не хуже меня, только вот он тебе об этом не успел сказать. Я знал этого бедного выродка, позор вампирского рода, который обращал смертных только из-за своей жажды к деньгам и богемной жизни. Однажды к нему пришел один Анархист и сказал «Хочешь иметь вечный процент с наркотрафика из Мексики?». Твой драгоценный Сир дал согласие, а ведь ему сказали, что он должен будет отдать в обмен свое Дитя. Тогда Мастерс сказал: «Конечно, забирайте, все равно с неё тяжело сосать деньги». Как много в этих словах было беспокойства за судьбу своего потомства. У меня даже остались бумаги, где стояла его роспись,- щупальце принесло из кабинета папку, открыло на нужной странице и отдало девушке, там был полностью составленный юридический договор, где была подпись её Сира и было оставлено место для росчерка Дамона,- Гербовая бумага, печати, штампы, все есть в этой папке, оставался только один документ, который ты держишь в руках. Почитай. Третья строчка сверху: «Отрекаюсь от всего родства со своим Дитя, именуемого Дарлин Александра Хоуп, и более не имею никаких претензий к последующему владельцу, какого бы титула, имени или состояния он не был». Все оформлено. Вот только он не учел одного, что его жажда до денег заведет его в капкан, где ему сильно прижмет все, включая половые органы,- глаза Дамона стали подобны двум темным колодцам, внутри бушевала тьма, завихрения которой того гляди вырвались бы наружу,- Я долго думал, отдать ли ему часть своего нелегального бизнеса, очистить руки и совесть. А потом понял, что эта собака, которая не обладала волей для создания своей империи, но при этом молила Князя о праве на дитя каждый раз, когда у прошлого потомка кончались деньги, недостойна дальше коптить небо, тратя чужие деньги. Я пошел в местный притон и попросил о встречи с Ассамитом. Долго переговоры не длились,- постепенно тьма начала исчезать, а неестественный, мертвенный холод отступал, меч висел где ему и положено, Дамон стоял в рубашке и брюках, только по углам было подозрительно много теней,- мы встречались в Аламуте, вместе ехали через пустыню, не скажу, что это роднит с такими змеями как они, но определенные взаимоотношения остаются. Тем более он был почти верным мусульманином, а для них многое значит слово чести. Не то, что для европейских выродков, продающих собственное потомство. Мы убили Мастерса. Вошли в дом, всадили кол в грудь, а потом, естественно сняв с него паралич, поговорили. Он обещал нас озолотить, заплатить в разы больше, чем мы имеем, отправиться в горы замаливать грехи. А потом он понял, что я и был тем самым покупателем, я Дамон Веноро, а не тот Анарх. Ассамит тогда прочитал свою молитву и спросил меня – боюсь ли я крови, я не буду рассказывать, что произошло с твоим Сиром, но мой хороший знакомый очень не любил предателей. Очень. Я не стал его останавливать просто потому, что я бы никогда не предал собственное потомство. Потому что я несу ответственность за того, кто един со мною кровью и духом, или хотя бы духом. Огонь сожрал следы нашего там пребывания, но я до сих пор помню как Мастерс просил оставить его в живых, даже несмотря на то, в каком состоянии он находился. Он продал много кого в последние свои минуты – тебя, своего Сира, грязные секреты своих друзей и врагов, много тайн, которые могли бы убить как минимум два десятка сородичей по всему Чикаго. А это было достаточно много, но никто из них не пострадал. Мы с Ассамитом предали эти тайны огню, оставив на совести усопшего всю ту грязь, которую он нам выдал. Пусть я и чудовище, пусть я грязная тварь, стремящаяся свергнуть тиранов Камарилья и убрать мешающийся Шабаш, но понятие чести мне тоже ведомо. Чикаго меня не интересовал, поэтому я не стал упиваться садизмом, а согласился с убийцей, что на этот раз нам стоит забыть все, иначе, быть может, когда-нибудь он будет стоять у меня на пороге. И это будет не дружеский визит.
Ласомбра, устав, сел на пол и уставился на растерянную, вжавшуюся в стену Ди, слишком много открытий на один вечер, слишком много.
-Прости, Ди. Лучше тебе было сегодня не открывать шкатулку Пандоры. - Зверь внутри улегся, заняв положенное место в конуре.