À la guerre comme à la guerre

Анкета

• Имя персонажа:
Имя жизни, имя хранимое как тайна, стертое из времени и чужих воспоминаний - Лючия де Шамбю́р | Luchia de Chambure
Последние семьдесят три года известна под именем Камилла Путанеска | Camilla Putanesca

• Внешность:
Helen Mirren

Примечание: при использовании 2 уровня Обеах открывается третий глаз, радужка зеленая. Этот знак детей Саулота скрывается либо головным убором, либо за густой челкой.

• Секта и Клан:
de facto – Salubri
de iure – Giovanni | Независимые

• Место в иерархии:
Консольери

• Возраст:
188 | 45

• Поколение:
9

• Человечность:
Путь Соглашения Чести |  The Path of Honorable Accord - 6

• Натура:
Мученик

• Маска:
Конформист

• Концепция:
Профессионал

• Снаряжение:
Старомодный чемодан с хирургическими инструментами и препаратами, потрепанная тетрадь в кожаном переплете с множеством закладок, флейта, отмычка, стилет, нагрудная кобура с двумя револьверами. 
На правой руке носит часы с инициалами «L.S.», почти не снимая носит перчатки, не покидает убежища без головного убора.

• Биография:

Единственная война, победа в которой хоть что-нибудь значит,
— война с любимым человеком. И мы оба это понимали.

    Лючия родилась в одна тысяча восемьсот восьмом году в семье барона Жана-Батиста Лебрена и его супруги Антонеллы. Девочка была четвертой дочерью, и не имела ни единого шанса получить достойное приданое, способное обеспечить замужество с богатым аристократом. Козырями ее наследства можно считать «сияющее» имя от матери-итальянки и блестящее образование в католической школе для девочек в Лионе, оплаченное отцом. Финансовое положение семьи серьезно пострадало после революционных погромов, в которой захлебнулась вся страна. Отец любил своих дочерей, и прилагал все силы и оставшиеся сбережения, чтобы обеспечить им достойное замужество.
    Генерал Пеллетье Лорен Огюст де Шамбюр, потомственный военный с длинным послужным списком и шикарным фамильным имением неподалеку от озера Лак-дю-Бурже, сделал младшей дочери барона Лебрена предложение руки и сердца, высшее общество. Вояка в годах был очарован молодой баронессой, он отбросил выгоду и поддался порыву души. Юной девушке же не хватало духу вложить свою ладонь в руку де Шамбюр как будущего супруга, а не кавалера на светском приеме, но и обмануть ожидания отца было недопустимо. Терзаемая противоречиями, она в сопровождении няни отправилась в Собор Сен-Жан в поисках душевного равновесия.
    В тот светлый день в соборе выступали хористы, и голоса несравненной красоты поразили будущую мадам де Шамбюр. Добродетельная Лючия даже позабыла о приличиях и начала пробираться к первым скамьям прямо во время служения. Прихожане в зале не обратили на это внимание, они были обращены в слух. Всем казалось, что голоса мальчиков-хористов благословлены Господом и доносились из самого Рая во имя утешения и успокоения. Девушка наслаждалась песнопением, когда ее взгляд остановился на монахине, стоявшей в сумраке подле статуи Святого Петра. Только белый воротник и кайма головного убора выдавали находящуюся там женщину, посвятившая свою жизнь служению Господу. «Интересно, почему я не вижу крестик?» - подумала девушка, но пение вновь увлекло ее. Последний аккорд угас, голоса смолкли, а в свете горящих свечей и дыма ладана на молоденькую Лючию продолжали взирать карие глаза невероятной красоты. Та чувствовала на себе этот внимательный, и готова была поклясться, заботливый, взгляд. Словно мотылек на пламя, она приблизилась к монахине с просьбой поговорить о Господе, найти в себе силы принять свою судьбу. Впоследствии она часто вспоминала судьбоносную встречу, и каждый раз светло и одновременно печально улыбалась.
    B следующий раз молодая итальянка оказалась в соборе в белоснежном платье под руку с отцом, ведущим ее к алтарю на венчание с состоятельным и влиятельным наследником военной династии де Шамбюр.
    Нельзя сказать, что в сложившемся браке молодая баронесса была несчастна, как и нельзя сказать, что молодожены провели вместе ближайшие четыре года. Франция вступила в череду военных компаний, а генерал на то и генерал, чтобы быть в гуще сражений. Проводив супруга на фронт, мадам де Шамбюр молилась за супруга, распоряжалась семейным бюджетом, изучала мировую историю и культуру. Зачастую приходилось устраивать светские приемы, вовремя подмасливая дворянство, чтобы те в свою очередь не забывали, кто сражается за мир во Франции и своевременно оказывали генералу поддержку. Чувство одиночества не проходило и никакие увеселения не могли вытравить пустоту и переживания. Лючия часто плакала ночами в подушку, иногда в порыве гнева устраивала битье столовых сервизов на кухне. Вывести ее из себя могли отсутствие известий о мужа или новости об ожесточенных сражениях в местах дислокации его войск, о невинных жертвах и разоренных семействах Франции. Ее сердце тяжело воспринимало несправедливость этого мира.
    Не успели отгреметь последние залпы орудий, как ее муж вернулся в фамильное имение. В ту ночь в Лючия проснулась от стука копыт и предчувствия беды, поспешила спуститься во двор. Увиденная картина лишила чувств хозяйку поместья. Генерал прибыл в горячке, окутанный окровавленными перевязками. Привычка идти в бой плечом к плечу с солдатами привела к серьезным травмам храброго француза. В итоге уже немолодой организм не справился с нанесенными ранениями. Пеллетье прописали постельный режим, отвары из трав и список профилактик, что должно было со временем поставить его на ноги. Генерал же игнорировал наставления врачей, старался оставлять без внимания боли, делая хорошую мину при плохой игре. В итоге, травмы лишили его полноценной жизни, из бодрого здорового мужчины он превратился в инвалида, проматывающего состояние семьи в карточных играх за бутылкой коньяка. Лючия первые годы боролась с характером вояки, привыкшего отдавать приказы, а не выполнять их. Упрашивала, умоляла и даже угрожала, в ход шли все средства в попытках вразумить супруга, заставить принимать обезболивающие и перестать напиваться до тяжелого, свинцового дурмана. В ответ слышала только брань и «веские» аргументы:
- «Вы слишком драматизируете и усугубляете, дорогая моя, только мешаете наслаждаться мирной жизнью!»
    Непонятая Лючия нашла укрытие не в лоне церкви, а в мире книг. Обширная фамильная библиотека стала ей кабинетом, гостиной и спальней. Более всего она уделяла текстам о медицинских изысканиях, даже наняла себе лектора по медицинским наукам. Тем временем де Шамбюр продолжал вести неблагоразумно, зло шутил над собственными болями и продолжал проматывать состояние семьи.

Мы все потеряли что-то
на этой безумной войне…

    Все закончилось через три года, десятого декабря тысяча восемьсот тридцатого третьего года, когда ночью у генерала в отставке отказало сердце, и Лючия де Шамбюр стала вдовой. Итальянка была верна своему супругу и в глубине души была привязана к этому непростому человеку. Перенести потерю было крайне тяжело, а оставаться в поместье – невыносимо. Все напоминало о почившем супруге. Тогда вдова решила кардинально изменить свою жизнь: в поместье была организована военная академия, названная в честь генерала; ценные вещи распроданы для погашения долгов, а оставшиеся средства и сохраненные фамильные драгоценности и книги последовали за хозяйкой в Париж.
    Обосновавшись в столице, Лючия посвятила свою жизнь науке, религии и благотворительности. Стоит отметить, что она удивительным образом совмещала в себе тягу к просветительству и веру. Часто вдова заслуженного генерала Франции устраивала благотворительные вечера, где толстосумы расставались с деньгами для строительства детских домов, больниц и воскресных школ. С каждым годом ее все больше увлекали естественные науки, особенно «искусство исцеления». Так, познакомившись с Клодом Бернаром, последователем Ксавье Биша, величайшего анатома, физиолога и врача, она убедила взять ее в помощники. Под кураторством мсье Бернара, целеустремленная баронесса стала постигать медицину в лаборатории в Коллеж де Франс. Многие мужи косились, воспринимая за ересь женщину в белом халате, еще больше старались не связываться с ней, списывая все на аристократические причуды либо истеричность характера. Но женщина не сдавалась и с годами заслужила уважение среди ученых, если не своими успехами в научном сообществе, то благотворительной деятельностью.
    Реализовать накопленные знания ей пришлось в тысяча восемьсот сорок девятом году в Леоне. Третий бунт леоновцев жестоко подавлялось правительственными войсками. Военные не щадили даже стариков и женщин. Шесть дней шла кровавая бойня, шесть ночей Лючия и многие медицинские сестры, повитухи, монахини выходили на улицы, находили и укрывали в стенах костелов раненных, оказывая медицинскую помощь. В первые же сутки генеральская вдова сбилась со счета от наложенных швов, перевязок, ампутированных конечностей. На вторые сутки ее руки снова были по локоть в крови и уже предательски подрагивали от перенапряжения. Помимо усталости от бессонной ночи и суматошности дня, ей было стыдно видеть зверства военных. В голове просто не укладывалось, что офицерство на такое способно. Сочувствие к согражданам все больше склоняло сердце вдовы поддерживать повстанцев.
    Пережить это испытание впечатлительной итальянке помогла стойкая сестра из Собора Санта-Мария-де-Леон, осведомленная в медицине куда больше, чем вдова. Движения этой отважной женщины были отточены до автоматизма, отличались от всего, чему учили итальянку, что несказанно заинтересовало последнюю. В моменты передышки Лючия вела разговоры с новой знакомой, которая ей кого-то смутно напоминала. Казалось, ответ вертится на языке, но в нужный момент ускользал. Разгадка пришла в момент разговора с Матушкой, как все величали женщину, посвятившую себя служению Господу. Лючия вспомнила, где видела столь красивые глаза цвета ночи и удивительно заботливый тихий голос. Вдова могла поклясться, что именно такими интонациями говорила с ней монахиня Собора Сен-Жана, еще во времена ее девичества. «Они похожи как две капли воды, поразительно!» - Изумлялась она про себя. – «Жаль, что это не она. Передо мной француженка не старше тридцати пяти лет, а та должно быть почтенного возраста. Время быстро летит,. последняя мысль, всколыхнувшая боль от утраты супруга, была горькой, как полынь.
- «Раньше мне становилось страшно при упоминании о смерти. Потом она постучалась ко мне в дом и забрала супруга. Я осталась совершенно одна. Мои родители, сестры и их мужья живы и здоровы, но они не приняли моего нового образа жизни, навязывая мне новое замужество и «приличия нашего общества. Увлечение науками неподобающее занятие для бездетной вдовы знатного семейства», - тоскливая улыбка омрачила и без того грустное миловидное лицо. – «А я не могу сидеть без дела. Это неправильно! И принять постриг я не готова, я еще так много не успела сделать. Вы простите меня за эти слова, Матушка».
    Под конец речи голос предательски дрогнул, и несчастная женщина залилась слезами, смывая с себя накопившиеся напряжение, страх, растерянность. Матушка заботливо гладила ее по голове и из-за всех сил старалась не вонзить клыки в шею итальянки. Оставшиеся ночи они вместе совершали вылазки, работая рука об руку, спасали жизни. После окончательного подавления восстания женщины больше не виделись, - так думала вдова, - но заботливый взгляд карих глаз неотрывно следовал и оберегал Лючию с восемнадцати лет.
    После событий в Леоне, мадам де Шамбюр осознала свое предназначение в жизни и решила действовать незамедлительно. Переписав все недвижимое имущество на близких, оставшиеся средства поместив в банк, принадлежащий знакомой еврейской семье, она распрощалась со всеми и покинула Париж. Неугомонная итальянка объездила всю Францию, которую продолжали терзать военные конфликты, и каждый раз, оказывалась в самом пекле. Не покладая рук, женщина помогала лечить пострадавших, часто договаривалась о размещении больных на святых землях монастырей, делала все возможное, чтобы облегчить участь умирающих. Ее самому ждал совершенно иной конец.

Истина в религиозных дебатах - это то мнение,
приверженцам которого удалось выжить.

    В одна тысяча восемьсот пятьдесят втором году была установлена конституционная монархия, к власти пришел Наполеон III. Свободы были снова только у дворянства и жалкой горстки буржуазии. Все больше людей отправлялось в тюрьму либо подвергалось изгнанию. Возмущение рабочих было растоптано железной волей самодержца. Вдова де Шамбюр, решившая посвятить себя науке и служению Господу, направилась в Мон-Сен-Мишель. Однако ночью на карету было совершено нападение бандитов. Отважная итальянка сумела вырваться из рук грабителей, когда в спину ей раздался выстрел. В глазах потемнело, и уже немолодая женщина упала навзничь. Очнулась она в монастыре, как бы это не было удивительно, на ее теле не было ни единой царапины. Подле кровати находилась Матушка, которая совершенно не изменилась за прошедшие годы. Лючия в этот раз не сомневалась кто пред ней, и женщина с карими глазами открыла ей тайну своего долголетия, более того, предложила свое покровительство и знания.
– «В будущем, когда ты станешь достойна, тебе будет даровано Становление. Ты станешь одной из дочерей и сынов Саулота. Не спеши задавать вопросы, дитя, у нас впереди достаточно ночей. Почему ночей? О, об этом ты узнаешь чуть позже. Я расскажу тебе нашу историю, расскажу о милости нашего Прародителя, о священных войнах против порождений тьмы и о предательстве нашего клана Сородичами. Не спеши, первый урок начнется завтра. Ты должна будешь привыкнуть помогать людям только в темное время суток. Таков наш удел, дитя мое, а теперь поспешим. И не смотри на меня так испытывающе».
    С той ночи, каждый раз, как солнце уходило за горизонт, Матушка помогала постигать Лючии новые способы лечения, просветляла в областях других наук. Ученица все больше восхищалась удивительной женщиной, пережившей события, о которых первая читала только в книжках. Иногда, без ущерба для здоровья, она добровольно отдавала кровь своей наставнице. Как та питалась в остальные ночи, оставалось загадкой. Вдова предполагала, что Матушка пользуется расположением у многих монахинь и даже самой настоятельницы монастыря.
   Через год вдова генерала, баронесса Лючия де Шамбюр получила Объятия от Оливии Римской из клана Салюбри линии Целителей . С кровью гордой римлянки, новообращенная впитала любовь к миру тьмы, где ночь завораживала своими тайнами, и даровала удивительные способности. Неонат бросилась постигать новые знания, впитывая в себя мудрость Сира, постигая Обеах и Стойкость. Пять лет длилось их взаимопонимание, поддержка и теплота, это были истинные отношения Сира и его потомка. Лючия изучала язык Еноха и историю Сородичей, впитывала в себя дисциплины и применяла их на практике под чутким руководством Оливии. Познание принципов чистоты тела и духовности, учения Востока и Индии, математика, астрономия - далеко не все, что Сир раскрыла перед ней во время совместных ночей. А еще были путешествия по Старому свету, от грозных Карпат до самых Запорожских степей, где они выдавали себя то за Тореадор, то за Вентру. Оливия старалась как можно больше передать своему птенцу, понимая, что каждая минута дорога. Каста Целителей достигла совершенства в искусстве побега от Тремере. Они восстанавливали свои тела и поражали Стойкостью, но не всегда их умений было достаточно, чтобы уцелеть от гончих. По иронии судьбы властолюбивые маги приписывают Дети Саулота те черты, которые сами Салюбри всегда презирали. Светочи веками воевали против Баали и других дьяволопоклонников, а теперь лже-Сородичи лгут и распространяют  слухи, что Салюбри являются созданиями тьмы и диаблеристами. Другие Сородичи закрыли глаза на творящуюся несправедливость, хотя знали, что в речах магов нет ни капли истины о Единорогах.
    В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году Узурпаторы выследили их ночную обитель в Будапеште. Оливия и прекрасно знала, что единственный способ избавиться от хвоста -  вырезать всех преследователей. Заручившись помощью союзников – давним другом гангрелом и знакомого цимисхе, римлянка устроила засаду в собственном убежище. Лючия была своевременно отослана в Ясберень под руку с Владимиром, доблестным Воеводой из почтенного рода Рустовичей. Сам Цимисх не стал вступать в противодействие, предоставив ренегатов и пару существ. В столкновении Салюбри уничтожила шесть подлых магов, прежде чем тауматургия превратило ее тело в прах. Гангрел раненым смог донести трагичную весть Лючии и ее новому опекуну.
    В следующие ночи дитя осознала всю горечь потери и неотвратимость преследования. она просыпалась в кровавых слезах. Опасность мерещилась на каждом углу, и она все больше замыкалась в себе. Владимир молча наблюдал за удочеренным приобретением и увлеченно что-то записывал. Гнев все больше застилал ее взор, и она давала больше свободы Зверю, особенно во время опытов над плотью под наставлением Владимира. Лючия стала часто покидать Воеводу, а он, видимо убежденный в провальности идеи обучить ее Прорицанию, силой не удерживал и закрывал глаза на длительные пропажи. Так тянулось, пока она сама не обратилась к нему за помощью.
    Целых два года потребовалось Лючии, чтобы унять горе и утихомирить Зверя. Воевода строго наказал неоната, а позже взялся за ее обучение. Речи Владимира о великих Цимисхе и Салюбри, о легендарных воинах обеих кланов. Конечно, не обходилось без упоминаниях о Колдунах. У Воеводы загорались глаза и росли костяные шипы на спине, разрывая очередной кафтан. В эти моменты Личия боялась его, отчего хозяин карпатских земель хрипло смеялся. Он решил научить ее Стойкости, но Лючия негоже высказалась об этой дисциплине, врачевание плоти ее куда больше интересовало. Наставник быстро поставил на место зарвавшегося подмастерье, после чего протянул старинную кожаную книгу и настойчиво порекомендовал почитать. Это была летопись неизвестного Салюбри, который описывал свое восхождение по Пути Рыцарства, усваивая уроки своего Сира. Неизвестный автор рассказывал на языке Еноха о появлении Воителей, о принятии их Саулотом и остальными Салюбри. Упоминались биография великого основателя этой линии, цитировался отрывок легендарного Кодекс Самиэля, далее шло повествование о великих войнах с Баали. Лючию покорила доблесть и смелость рассказчика, она собственноручно переписала летопись, и не разлучалась с ней в дальнейшем. Воображение рисовало перед ней пейзажи Первого города и дикие места пустынь, где жили их восточные братья и враги, сцены кровавых боев против инферналистов, войска Крестовых походов. В ней будто открылось второе дыхание, и она с упоением начала изучать литературу по боевым искусствам, выискивая из книг Сородичей информацию о Воителях. Владимир любил историю, поэтому немало ночей они провели в дискуссиях, где Лючия колебалась между ранними моральными ценностями и приобретенными знаниями об отнимании жизни и крови, а Цимисха, прожившего не одно столетие, забавляла ее наивность.
    Воевода самолично обучал неаната искусству боя, хотя эти умения ей давались тяжело. Изнурительные тренировки закалили, научили предугадывать шаги противника и действовать на опережение. Не забросила она и опыты над плотью смертных, ренегатов и пойманных нарушителей спокойствия. Когда им в руки попадался Узурпатор или же ненавистные Владимиру люпины, они ночами на пролет уделяли время столь редкой и сладостной добыче. Цимисхи обожал рвать их плоть, а Лючия залечивать раны, чтобы как можно дольше продлить агонию мерзких покусителей на чужую территорию. Каждый раз после свершившийся мести Лючия чувствовала очищение и свободу, растекающиеся по венам, насыщая силой и спокойствием. Так из неоната потихонечку вызревал истинный Сородич, перед которым расступалась ночь.
    Пятнадцать лет пролетели как один миг. Проведенное вместе время всегда вспоминалось с любовью и ностальгией. Как в последствии она шутила, что не отказалась бы еще погостить у Владимира, но крики из подвалов не давали нормально выспаться. Благодаря его кропотливым стараниям она получила время, чтобы принять смерть Оливии, и обрести некое подобие внутреннего равновесия. Теперь она стояла в начале Пути, в котором не воспринимала людей как равных, и одновременно взяла на себя обязанности Целителя как вечную цель и смысл не-жизни.

Я не помню жизнь, потраченную с умом на то,
чтобы уклоняться от морального долга.

    Покинув имение и земли Рустовича, Лючия направилась в Британию сперва по суше, затем по морю в деревянной коробке с землей. Дорога выдалась не из легких, и Лючия не любила о ней вспоминать, как и других дорожных путешествий. Благодаря Владимиру и его связям в Старом свете, ее гостеприимно встретили в Лондоне. Тут же представили Анатолю, который произвел на нее неизгладимое впечатление. Высокий блондин оказался Малкавианином, да к тому же Старейшиной, давним другом и соратником Воеводы. У него был свой зуб на Тремере, поэтому он любил им портить не-жизнь, ведя свой персональный Джихад. Старейшина распахнул двери своей обители перед дочерью Саулота, предоставляя убежище и свое общество. Анатоль не расспрашивал ее о Сире или клане, он был достаточно стар, чтобы самому застать рассвет Тремере и знать историю их происхождения. Но и своим видением истории Салюбри, Баали, Тремере, слухов вокруг третьего глаза не делился.
    Поселившись в Лондоне, Лючия успешно выдавала себя за Малкавианина, предоставив письма со своими рекомендациями и прочей ложью Князю Камарильи. Под руку с Анатолем, она довольно свободно вращалась в кругу Сородичей, успешно избегая Узурпаторов. Больше всего ей нравилось общаться с детьми Малкова, бедными Носферату и красивыми Тореадорами. От Шабаша старалась держаться подальше, слишком сильна была ассоциация со сборищем необразованных глупцов, не умеющих держать Зверя в узде. Воспитанная на книгах Воеводы, рассказах Сира, она верила в Патриархов как в реально существовавших либо существующих Сородичей. Разговоры об убийстве Праотцов вызывало непонимание и отвращение. Пусть мерзкий Тремере подавится душой Саулота, Единороги будут, как и прежде нести в себе частицу Отца. С Анатолем они могли ночи напролет говорить о месте Сородичей в истории, то споря, то соглашаясь друг с другом.
    Помимо предоставленной Старейшиной апартаментами, Лючия, помня наставления Цимисха, обзавелась съемной квартирой в Ист-Энде. Прогулки по улочкам Туманного Альбиона были единственной возможностью побыть одной. Не удивительно, что однажды Салюбри почувствовала за собой слежку. В голове прокручивались возможные варианты спасения, и, не убыстряя шаг, она направилась к Темзе. Была надежда застать на берегу Носферату, которые часто питались слоняющимися там безработной пьянью. Они бы обязательно ей помогли, и возможно убили ее недоброжелателей, свалив все на шабашитов. Но даже при таком положении шансы уйти живой и невредимой были невысоки. Выйдя на берег, на котором оказались лишь кучка бродяг, сбившихся под кроной дерева, Лючия поняла, что просчиталась. Обернувшись, она видела уже не скрывающихся трех преследователей и звучно спросила, что им нужно от беззащитной женщины. По ее позе и голосу было понятно, что жертва добровольно не даст себя растерзать. В этот момент один из бродяг отошел от остальных, и заговорил на мертвом языке. Их разделяло не менее тридцати футов , но итальянка четко услышала глубокий бархатный голос незнакомца. О голосах Салюбри ей рассказывали и Цимисхи, и Гангрелы, даже Носферату, далекие от восхищения прекрасным. Этот голос ей напомнил перезвон колоколов, и звонили они не по ее душу. Женщина не верила своим глазам, но перед ней был сын Саулота. Его третий глаз открылся и излучал золотистый свет. Не такой ослепительный, как описывалось в одной из книг Владимира, но он был! Открыв рот, женщина молча смотрела, как тот расправляется с тремя служителями Тремере. В этот момент в ее сердце были только гнев и жажда мести, сменившиеся на удовлетворение с примесью горечи. В ту ночь она как никто другой хотела изничтожить всех Узурпаторов. Без пощады, без раздумий стереть мерзких магов с лица земли. Из ее горла вырывался низкий рык, как у собаки, которую слишком долго избивали палками, и теперь она готова броситься в ответ. Зверь вырвался на свободу, когда Воин силой удерживал ее от грешных поступков, неуклюже шепча слова успокоения. Лючия же, молча вцепившись в его плечи, царапая в кровь, выхаркивала всю ненависть, и одновременно искала защиту.
    Придя в себя, женщина потащила своего спасителя в квартиру, где Сородич из линии Воителей раскрылся перед ней под именем Натаниэль. По его словам он более двухсот лет провел в торпоре, и сейчас восстанавливался и адаптировался после пробуждения. Его рассказ был не очень правдоподобен, но отчаянные времена требовали отчаянных действий, и Салюбри не стала задавать лишних вопросов, помогая Сородичу влиться в современные ночи. Безусловно, Натаниэль занял место ее наставника. Воин не видел смысла учить ее Велереану и старался помочь в развитии Обеах. Его обширные знакомства в прошлые эпохи со многими Целителями помогали Лючии узнавать новое. Увы, мир был враждебен, не было невозможности свободно практиковать эту дисциплину. Но неугомонная целительница смогла в Лондоне найти себе пациентов, и с рвением помогала отверженным Носферату, приближенным к Анатолю Малкавианам, а изредка снимала приступы безумия у самого Старейшины. Не укрылось от внимания наставника рукописная книга итальянки, тогда-то Лючия поделилась с ним своим сокровищем. Сородич подтвердил правдивость слов их общего Сородича, а также предложил подробнее рассказать о Пути Соглашения чести. Оказалось, что он сам давно шел по этому Пути
    Время, проведенное в Англии, осталось для Лючии как окончательное сознание самой себя и своего места среди Сородичей. Единорог больше не сомневалась, не пыталась убежать в мир иллюзий или выйти на солнце. Все смятения ушли прочь, осталась непоколебимое желание выжить и сохранить истинные знания о ее великом клане. Итальянку захватило изучение различных интерпретаций Книги Нод, летописи Древних городов и их история, философские течения, арабские и античные языки. Самыми значимыми открытиями для Лючии стали редкие упоминания о Пути чистоты и молитвы, в процессе которого достигается равновесие между Зверем и Человеком, даруя свободу от Багровой Ярости. Она слышала от Натаниэля не одну историю о том, как их предки достигали Голконды, полностью отказавшись от крови. Но единственные истории, которые подтверждались показаниями очевидцев, были только о смерти соклановцев. И Натаниэль вновь и вновь пускался в убеждения, что Лючия должна быть осторожной, уметь скрываться и наносить прицельный удар в спину. Она Целитель, и ее предназначение врачевание, однако, в нынешней ночи нет греха собственноручно взяться за меч, если это разумно.
- «Мы в ответе перед теми, кто дал нам жизнь, как и теми, кто подарил Становление. Мы в ответе за тех, кто погиб за нас. Таков наш путь. Мы все, что у них есть после того, как их лишили голоса. Мы несем свой долг с честью и достоинством. Нам нет пути назад.», - говорил Наставник, каждый раз, когда в глазах женщины появлялась легко узнаваемая поволока.
    Через год Лючия и Натаниэль покинули Туманный Альбион и побывали в самых дальних уголках мира. Дремучие ночи Российской империи, полугодовые ночи Заполярья, ледяные ночи арабских пустынь, пронизанные мудростью ночи Индии, полные огней и шарма ночи старой Европы, звездные россыпи на бархатных небесах Африканского континента, - но где бы Лючия не обретала приют, ее неизменно тянуло на родину. В сопровождении наставника, итальянка вернулась во Францию по первому зову тревожных событий из-за политических репрессий внутри страны.
Почти сорок лет совместных путешествий и изысканий пролетели как одна незабываемая ночь, и неожиданное расставание стало для Лючии серьезной раной на сердце, как и гибель ее Сира.
    Это случилось близ Поморянского замка, где они дали небольшую передышку лошадям. До границы с Польским королевством оставалось совсем чуть-чуть, а там их должны были встретить союзники-Тореадор. Натаниэль, как истинный воин, неизменно почувствовал неладное. Вокруг Лючии кто-то крутился неуловимыми тенями, словно Ласомбра окутывал жертву саваном из тьмы. Воитель действовал незамедлительно. Бросившись к ученице, резко оттолкнул ее, и вступил в бой. Целительница обнажила клыки, но под ее удары попали только гули и пара неонатов из Тремере. Наставника же поглотила тьма, хотя его голос бил по вискам, приказывая бежать, спасаться, укрыться. Поддавшись импульсу, итальянка вскочив на гнедого рысака, пустила его галопом прочь от места схватки. До первых лучей солнца она успела укрыться в старейшем соборе Львова, когда начиналась утренняя молитва. Как она не искала наставника, не обращалась за помощью сородичей, познавших Прорицание, ей не довелось его найти. Не было и слухов о поимки или гибели Единорога,  и это вселяло надежду. Анатоль утешал ее аргументом, что Натаниэль долгое время жил среди Гангрелов, которые могли научить его уходить в землю на сон. Это могло бы спасти его от безжалостного солнца, давая время на восстановление или новый торпор.

Принцип справедливости уже подвел ей счет
И все знают, что она упадет, и заключали ставки - где и когда...
И они правы, тысячу раз правы!

    Оставшись одна, она ощутила сильную усталость от постоянных игр в прятки. Сначала эту тяжесть делила с ней Оливия, потом Воевода, а затем Натаниэль. Какими же правильными были его слова:
- «Нам не победить в борьбе против клеветы, наложенной Узурпаторами против нашего Праотца. И это правда. Я – живое подтверждение этой истины. Нет побед. Есть только битвы. И лучшее, на что мы можем надеяться - понять, в чем долг каждого из нас перед Господом и отцом Саулотом. Единственное, на что мы можем рассчитывать - найти того, кто будет сражаться с нами плечом к плечу. И если ты найдешь свое истинное призвание, я буду рад. Где бы ты не была, как близко не подошла к тебе окончательная смерть, я всегда буду рядом».
    Чтобы отвлечься от кошмаров и желчных мыслей, Лючия обратила взгляд в сторону Нового света. Ей хотелось оказать как можно дальше от вечных преследований и разочарований, и ширина двух океанов казались ей вполне подходящим расстоянием. При первой же возможности она покинула Европу, не оглядываясь через плечо. Побывав в нескольких городах, Единорог остановила свой выбор на Бостоне, а кругом общения – женское общество трезвости, чьи взгляды набирали все больше и больше единомышленников. Конечно, Лючии было далеко до Кэрри Нейшн, но со временем итальянка добилась некоего веса даже в этих чопорных кругах. Покой не мог длиться вечно, но двенадцать лет казались ей достаточными для восстановления сил. Взглянуть судьбе вечных беглецов в лицо и гордо улыбнуться трудностям. Благодаря женской солидарности, Салюбри вовремя узнала о мужчинах в черных костюмах, которые рьяно интересовались ее персоной.
    В надежде, что преследователям не придет в голову искать ярую участницу движения трезвости в «Линькольн Гарденс», крупнейшем клубе Чикаго, Единорог сидела за столиком в самом центре зала. Билет на поезд в Атлантик-Сити лежал в сумочке и ждал своего часа. Официант сообщил о том, что такси для мадам де Шамбюр прибыло. Лючия покинула зал под восторженные овации публики, провожающие кабаре со сцены. Машины на улице не было, зато были вполне себе конкретный Узурпатор. Он был один и видимо рассчитывал выслужиться перед кем-то, принеся ее голову в Капеллу. Худосочный Сородич атаковал незамедлительно, наплевательски относившись к Маскараду. Видимо жажда власти победила разум, раз он решился на такое. С другой стороны, целительница бы не удивилась, что здешний Регент закрыл бы на это глаза за голову Единорога. Первый удар магии она отразила, успешно используя Стойкость, и готова была на ответный ход, как подлый удар в спину сбил ее с ног. Предатель-Гангрел, ранее услужливо целовавший ручку в Элизиуме, вцепился в нее в образе волка. От клыкастой пасти плечо разрывалось в кровавые ошметки. Лючия заорала в голос, пытаясь сбросить с себя зверя, а Тремеру было все равно – он замахивался новым приемом трауматургией на обоих. Видимо Гангрел был не настолько ценен для него как союзник. Помешало воплотиться всей этой вакханалии в жизнь появлению Бруха(Бруджа). Причем эти Сородичи явно не принадлежали к секте Камарильи. Дальнейшая судьба нападающих итальянку не волновала, но и позаботиться о себе она не успела. Тяжелейшая цепь опутала тело, и ее грубо запихнули в багажник машины, который навряд ли прошла техосмотр. «Бегство» с места битвы заняло не больше часа, но целительнице он показался целой вечностью. Кусая грязный кляп, бесполезно пытаясь разорвать железо, Лючия хотела выжить. Жажда жить перекрывало всю боль, страх и отвратительность происходящего. Она была готова на все, чтобы выкрутится из этой патовой ситуации и с новыми силами творить свой Джихад. Прибыв в загородное поместье и переждав в кандалах день, из подвала ее привели в роскошный кабинет. Единорога ожидали двое мужчин итальянцев, которые предложили ей сделку, от которой не возможно было отказаться.
    С тех пор она вымышленное имя и фамилию, которая отпугивает непрошенные взгляды Семьи и прочих любопытствующих. Она слывет мастерским киллером, еще один кинжалом в рукаве Некромантов, а ее интеллигентное поведение вселяет в непосвященных Джованни неуверенность и страх. И у Единорога нет выхода, кроме как выискивать слабину, чтобы снова бежать - ведь все знают, что Джованни не берут пленных, они берут Души.

Пробный пост:
-

Информация об игроке
• Опыт игры на ролевых:
Три года

• Степень знакомства с сеттингом:
Прохождение VtM:Bloodlines, знание кланбуков.

• Связь с вами:
237570452

Отредактировано Santa Luchia (2013-04-08 23:29:30)